Евгений Белогорский - Восточная война [СИ]

- Значит Бородино?

- Скорее всего.

- Останешься?

- Нет. Мое главное дело там, а здесь пускай трудятся Хрулев и Геннерих. Я им полностью доверяю.

Князь помолчал некоторое время, а потом, глубоко вздохнув, тихо, но внятно сказал:

- Да поможет тебе господь, Михаил.

Больше не было сказано ни одного слова, да и к чему было, что-либо говорить, когда каждый из этих двух людей уже все для себя давно решил.

После двадцатого августа, обстрел русских позиций не прекратился, но велся очень вяло, словно противник мелко гадил севастопольцам, желая затруднить ведение восстановительных работ. Это объяснялось тем, что запасы пороха за эти четыре дня обстрела у французов значительно сократились, и Пелесье терпеливо ждал очередного прибытия из Стамбула транспорта с боеприпасами.

Но если артиллеристы неприятеля вяло стреляли, то пехота развила бурную деятельность по приближению своих траншей к русским укреплениям. При этом действия неприятеля носили исключительно избирательные направления. Если у французов основными целями сближения были Малахов курган, второй, третий и шестой бастион, то англичане трудились исключительно вокруг четвертого бастиона и Язоновского редута.

Русские охотники по мере возможности наносили вред земельным работам противника, но, благодаря численному перевесу, неприятель всегда брал верх над севастопольцами, и расстояние  между позициями с каждым днем уменьшалось.

Наступил сентябрь, когда французские траншеи почти вплотную приблизились к внешнему рву Малахова кургана. Только сорок метров разделяло противоборствующие стороны, которые свободно обменивались ружейной стрельбой.

В ночь на второе сентября французы попытались занять многочисленные завалы, преграждавшие свободный подход императорской пехоты к русским позициям. Все ночь шла яростная борьба между русскими охотниками и французскими пехотинцами, в результате которой большая часть заграждений осталась в руках защитников Севастополя.

Пелесье очень хотел приурочить взятие Севастополя к 7 сентябрю, очередной дате Бородинской битвы, сделав тем самым достойный подарок для своего императора. Однако, скверные поставки пороха из Константинополя поставили жирный крест на этих планах "африканца". Как не яростно топал своими ногами генерал и как не обрушивал гневную брань на головы неповоротливых турков, новый обстрел русских позиций его армия смогла начать только пятого сентября.

Собрав все свои силы в единый кулак, противник со всего маха ударил по защитникам Севастополя ровно в пять часов утра. В один миг мирно спящий город буквально утонул в огромном облаке дыма, образовавшемся от пушечных выстрелов и разрывов вражеских бомб. Порой, взошедшее на горизонт солнце не могло полностью пробить эту ужасную пелену, и тогда Севастополь погружался в гнетущую тень.  

Громовые залпы первых выстрелов быстро сменялись беспрерывным гулом орудий, который продолжался в дальнейшем с неослабиваемой силой. Вначале огонь осадных батарей был обращен преимущественно на Городскую сторону, против 4-го и 5-го бастионов. Вражеская бомбардировка продлилась до двух часов дня, после чего неприятель сосредоточил свой огонь по левому флангу севастопольской обороны, главным образом по Малахову кургану и второму бастиону.

Ярость и непрерывность этого обстрела была такова, что многим защитникам севастопольских бастионов казалось, будто ад разверзся вокруг них. Непрерывным потоком на русские укрепления падали ядра, бомбы, гранатная картечь и ружейные пули, сея смерть и страдания в рядах защитников бастионов. Весь этот кошмар продолжался свыше двух с половиной часов, после чего все повторилось вновь. В течение трех часов мортирные батареи противника методично разрушали укрепления Городской стороны, чтобы потом вернуться к бомбардировке Малахова кургана и второго бастиона.

В продолжение этой ужасной канонады, враги иногда с умыслом прекращали ее, с тем намерением, чтобы в эти паузы из опасения штурма, русские сосредоточивали на бастионах войска, после чего неприятель вновь принимался обстреливать их еще с большею силой.

Также интенсивно шел обстрел и самого Севастополя, Большой и Южной бухты. От этого, в черте города возникло несколько пожаров, с огнем которых удалось справиться с большим трудом, благодаря исключительно мужеству горожан.

Был уже вечер, когда одна из бомб противника упала на стоявший у северного берега Большой бухты военный транспорт "Березань", и вызвала на нем пожар. Все усилия экипажа потушить огонь оказались неудачными. К тому же, сорванное волной судно стало двигаться к недавно наведенному мосту через бухту, грозя поджечь его. Желая спасти сооружение, ближайшие корабли открыли огонь по транспорту и выпущенные мим ядра разнесли в щепки борт обреченного корабля. Однако полученных пробоин оказалось недостаточным, чтобы сразу его потопить. Завалившись на один бок, "Березань" еще долго горела в ночи, освещая огнем своего пожара бухту и оба берега.

Продолжая основательно расшатывать русскую оборону, с рассвета шестого сентября, французы и англичане обрушили мощь своей артиллерии на укрепления Севастополя с новой силой. Артиллерийский огонь подобно хищному животному то вгрызался в израненные героические бастионы города, то обманчиво отступал прочь, чтобы с удвоенной силой броситься на потерявшую бдительность жертву.

Русские батареи, по возможности, отвечали неприятелю. Все, кроме Малахова кургана и второго бастиона, чьи орудия через час после рассвета, были вынуждены замолчать. Бруствер передней батареи Корнилова бастиона от многочисленных попаданий вражеских бомб был почти совершенно срыт, а неглубокий ров во многих местах осыпался.

От ядер противника, непрерывно падавших на бастион, несколько раз загорались туры, что, в конце концов, привело к возгоранию туровой одежды порохового погреба. Заметив на Малаховом кургане дым, неприятель немедленно стал обстреливать это место навесным огнем из мортир. Создалась реальная угроза взрыва порохового погреба, но самоотверженными действиями саперов и рабочих Замостского полка под начальством прапорщика Ножкина эта угроза была полностью устранена.

Не обращая внимания на вражеские пули, ядра и картечь люди с остервенением забрасывали огонь землей, каменной крошкой, сбивали пламя шинелями и, позабыв обо всем, гасили его языки голыми руками. Сам прапорщик был серьезно ранен в руку, погибло около тридцати нижних чинов, но они все же отстояли от огня пороховой погреб, где в этот момент находилось огромное количество пороха. Так сражались севастопольцы, и никто из них не думал, что делает что-либо героическое.